Сижу на полу… Смех не в попад. А я сижу и смеюсь. Потому что в руках таблетки. Много таблеток. Я вытащил их из всех аптечек. А по всей квартире горит свет. Я хотел умереть в темноте. И больно, и горько… Целый набор.
Давился последней пачкой сигарет. Мальборо лайт. И мне все таки смешно. Потому что герои умирают не просто так. У них есть цель: погибнуть достойно. Что делаю я? Я погибаю как то, чем меня называла мать. Как тварь.
Не понять остальным, почему я люблю кровь. А ты ведь любишь ее, не так ли, Убийца? Любишь и не признаешься. Дай остальным увидеть твою боль. Не дам… Не дам…
Под лезвием бритвы, порхающей над рукой рассекается кожа. Теоретически знаю, что рассекается. Практически – я чувствую только «послевкусие» бритвы. Когда с три десятка маленьких ранок саднят. От моих многочисленных экспериментов руки стали похожи на обитель шрамов. И я с любопытством режу их опять. Теперь, когда порезы идут глубже, можно увидеть сосуды, мясо. В прошлый раз – даже кость. И все заливает красноватая жидкость… А я все еще улыбаюсь. Мне интересно – когда же я сдохну.
Кончики пальцев становятся холодными. Раз за разом смотрю в пугающую высоту многоэтажки и мерзну. Небо серое серое, как жемчуг.
Впихиваю в себя снотворное, включаю газ и смирно ожидаю – когда же я сдохну? Это ритуал, многоуважаемые. Ничего подобного. Забрел Женя… Когда это я успел дать ему ключи от квартиры? Ахх ну да… Месяц назад… Выключил газ… Что было дальше – не помню.
Женя Женя Женечка… Ты теперь там, родимый. Ты теперь считаешь облака, что бы уснуть. Илли не спишь и наблюдаешь за всеми моими попытками присоединится к тебе? А ресницы у тебя… Как у теленка… Длинные… Не светлые. Отливают сливой. Такие густые. Я выбросил все твои фотографии, не сердись, хорошо? Я пью за нас двоих. Ты не любил курить и бросил. Я люблю курить. Кольца дыма, спирали, никотин.
Женечка, я убью ее. Я обещал.